В-третьих. Есливашперсонаждостаточноодет,никогонеинтересуеткачествомоделирования плечевого стыка или гладкости подмышечной впадины. Контролируйте принципиальную видимость поверхности в сцене. Часть объектов нужна лишь для расчета динамики или визуального контроля пропорций. Такие объекты должны быть максимально примитивны.
Не знаю, кто как, а я попал в компьютерную графику благодаря горным лыжам. В конце 1996 года мне окончательно надоело продавать компьютеры для нефтегазовой отрасли народного хозяйства, в результате чего я уволился, откуда только мог, и уехал в горы. Естественно, на Чегет. Собираясь в дорогу, я встретил людей, которые довели до моего сведения, что российская компьютерная графика нуждается в относительно молодых и пытливых умах. В отличной компании и прекрасном настроении, предвкушая смену профессиональной деятельности, я погрузился в самолет и отправился навстречу заснеженным вершинам.
Снега не было вообще…
Я и раньше слышал, что ездить на Чегет встречать новый год - не очень хорошая идея, но любой горнолыжник всегда думает, что ему-то как раз со снегом повезет и в ночь перед прилетом обязательно навалит пару метров. Я тоже не мог поверить, что это случилось со мной, однако в хлам убитые на камнях новые лыжи Votkl и чудовищные очереди на верхних очередях вернули меня из мира иллюзий. Оставалось кататься только на Эльбрусе, причем на самом верху. Лучше всего было, забравшись на верхнюю станцию Мир, дать денег местным, скажем так, спасателям, после чего можно было погрузиться в ратрак, который отвозил сильно желающих на Приют Одиннадцати, на высоту 4200 метров.
Я до сих пор испытываю чувство некоторого обескураженного удивления по поводу самого существования такого мероприятия, хотя и признаю, что это были мои лучшие горнолыжные приключения. Дело в том, что перекатавшись на десятке различных горнолыжных точек, я несколько привык, что опасные места обычно обозначены как на карте, так и на местности и что в Австрии, например, можно вообще загреметь в полицию за катание вне обозначенных трасс.
Каково же было мое удивление, когда я обнаружил себя на броне ползущего почти отвесно ратрака, отчаянно цеплялющимся за любые неровности кузова. Вокруг меня самоотверженно пузырилась масса из людей вперемешку с лыжами, весьма условно закрепленная на поверхности стального зверя. Все при этом были чрезвычайно довольны и сноровисто ловили норовивших выпасть за борт девушек и лыжи. Но самое интересное было впереди. Поднявшись на высоту четыре тысячи двести, эти, типа, спасатели быстро стряхнули остатки людей и лыж с бортов ратрака и мгновенно растворились в разгулявшейся метели. Я ожидал увидеть трассу или хотя бы флажки, но ни увидел вообще ничего, и не потому что они отсутствовали, а потому что ничего не было видно из-за пурги и тумана.
Но вокруг находился бывалый народ, все уже агрессивно щелкали креплениями и готовились к спуску в никуда. В никуда уходил след от ратрака, видимый не более чем на три метра, и веселая толпа лыжников, подбадривая друг друга громкими криками, начала ссыпаться вниз. Кричать было необходимо, просто чтобы не потеряться, хотя мне казалось, что шансы потеряться в этой пурге на незнакомом склоне равняются девяносто девяти процентам. Однако все до единого вписались в один счастливый процент, и когда в тумане проступили бочки Карбаши, я очень был… пожалуй, больше удивлен, чем напуган. Ноги сильно дрожали от напряженной езды по узкому следу, а мозг сверлила одна мысль: «Почему русские люди всегда развлекаются столь специфическими способами?».